Вольфганг Гигерич ПРОИЗВОДСТВО ВРЕМЕНИ

Время, то, в котором мы живем, кажется данным a priori вне всякой досягаемости людей, которые, с неизбежностью подчиняясь ему и огра- ничиваясь им, потому и получили имя " смертных" у греков - в отличие от богов, наслаждающихся вечной юностью. Но, конечно, столь же хорошо известно, что идея и опыт времени менялись в ходе человеческой исто- рии. Мы отличаем, например, циклическое чувство времени, свойственное самым архаическим народам, от линейного чувства времени, правящего нашим бытием-в-мире. В некотором смысле, впрочем, время может быть подчинено человеческой истории, так же как история казалась прежде подчиненной времени и укорененной в нем. От этого противоречия можно избавиться, если различать два типа времени - актуальное время (время- 1) с одной стороны и идею опыта времени (время-2) с другой. Время-2 как человеческая концепция будет тогда содержаться во времени-1 и подчиняться ему, всемогущему Времени истории. Однако, философский трюк разделения одной и той же вещи на два разных типа никогда не бывает слишком убедительным так же и здесь недолгое размышление вынудит нас признать, что время-1 в такой же мере может быть человеческой идеей, как и время-2 - стало быть, проблема остается.

Вместо того, чтобы пытаться разрешить дилемму по-философски, я хочу сейчас показать - как, каким именно образом наше время, линейное историческое время, время, в котором происходят события физики, эволюция видов, история человечества, является продуктом первоначального (original) изобретения и производства. Производство, конечно же, осуществляется не на фабриках, а в первичной индустрии воображения души.

Мы можем обратиться к пророкам Ветхого Завета, чтобы проследить процесс фабрикации исторического времени.* Первоначально слово пророка было устным, адресовалось людям его времени и окружения. Но затем, в какой-то момент, пророчество было вверено письму, оно стало литературой. Исаия, отвергнутый правящими кругами Иерусалима, решает " сохранить свидетельства, запечатлев закон среди (или " в присутствии" ) моих учеников" (Исаия 8:16)2. В свободном переложении на современный язык3 этот стих означает: " Я доверю Божьи предупреждения и наставления тем, кто слушает меня, чтобы они надежно сохранились подобно монетам в прочном кошельке" . Почему же он хочет отложить слово Господа про запас? Потому, что для подтверждения истины своего пророчества он рассчитывает на будущее. " И я буду, - гласит следующий стих, - ждать Господа, отвратившего лице Свое от дома Иакова и буду < в надежде> ожидать Его" .

1 Модифицированная и расширенная английская версия главы " Der Schub und seine Bahn" из книги автора " Drachenkampf oder Initiation ins Nuklearzeitalter" (во 2-м томе Psychoanalyse der Atom bombe), Zurich, 1989.

* Термин fabrication имеет в английском языке значения " производство" и " фабрикация" . Эта двойственность обыгрывается автором.

2 Согласно традиционной мазоретической интерпретации, глагольные формы понимаются как императивы, Бог инструктирует пророка делать то, что требует глагол. По грамматическим, так же как и по экзегическим при- чинам, современные ученые трактуют их как собственные выражения про- рока.

3 Die Bibel in heutigem Deutsch. Die Gute Nachricht. St. 1982.

Этот пассаж является документом психологического события с се- рьезными последствиями. Происходит нечто экстраординарное в реальности душевной жизни. Религиозный опыт (пророческое слово) не выпускается в мир, не обращается к собственному времени пророка, где он мог бы ока- заться эффективным или неэффективным с точки зрения соответствия < ре- альности> . Он фиксируется и сохраняется в резерве. Укрывается и сбе- регается как деньги в хорошо завязанном кошельке. " Высвободить" всегда влечет за собой " избавиться" . Когда слово высвобождено, оно исчезло.

Оно больше не подконтрольно говорящему. Акт записывания, напротив, со- храняет слово во владении воспринимающего откровение. Психологически, акт укрывания вызывает эффект интенсификации силы слова, потому что оно концентрируется и настаивается.

" И я буду ждать Господа и буду в надежде ожидать Его" . Исаия, очевидно, ждет момента, когда пророческое слово, полученное им в опыте откровения, и историческая, социальная реальность будут приведены к совпадению. Как мы узнаем из следующего стиха, Бог отвратил лицо свое от его народа. Пророк отвечает на это сокрытие со стороны Бога сокры- тием и утаиваньем его пророчества. Абсолютная непреклонность по поводу истины Божьего слова, т.е. по поводу точного соответствия личного ре- лигиозного опыта и публичной реальности, может, таким образом, остать- ся нерушимой. Это просто немыслимо и непереносимо - таково, кажется, чувство Исаии, что архетипический опыт, видимое и слышимое откровение, не совпадает с человеческой реальностью. То, что я узрел в видении, должно быть исполнено в вечной реальности.

У Иеремии мы видим, какой могущественной может быть воля к реа- лизации. Иеремия " как-то раз открыто обвинил Бога в вероломстве" 4: " Неужто всегда будешь лжецом передо мною, как водопад шумящий?" (Иер. 15:18). Испытываемое расхождение между опытом и реальностью вынести не просто. Здесь нет раз-очарования, раз-уверения или релятивизации, нет и характерного для мифологического бытия-в-мире различения между архе- типической и эмпирической истиной, когда одно просто отражается в дру- гом без буквального совпадения. Совпадение здесь просто должно быть.

Но поскольку это требование совпадения не исполняется, оно переносится из настоящего в отдаленное будущее как единственное место, где сов- падение по-прежнему возможно. То, что не есть истина, не может, и уж тем более не должно стать истиной. Наоборот, можно сказать, что изоб- ретение будущего и есть тот путь, которым воля к абсолютному создает саму реальность.

Мы присутствуем здесь при рождении будущего (futurum) из воли к буквальной реализации содержания духовного прозрения или архетипичес- кого опыта. Это будущее, как место желания, или, скорее, воли и пот- ребности в могуществе, не существовало всегда. Оно было изобретено: произведено посредством ясно указанной процедуры. Метод подобного изо- бретения состоит в том, что духовный опыт данного настоящего вверяется письму и тем сберегается, сохраняется за пределами своего собственного настоящего. Или, иными словами: само настоящее замораживается. Ему не позволяется естественно пройти, пройти к концу, смениться другим нас- тоящим. Настоящее не означает здесь пустого, абстрактного момента " сейчас" на оси линейного времени. Настоящее есть некое качество, в нашем случае содержание специфического религиозного опыта. Запирая содержимое этого настоящего (слова, открывшиеся Исаие), мы получаем возможности продлить и удержать его за пределами собственного времени настоящего. Все будущее будет тогда только порывом, пролонгацией, нас- тоятельностью настоящего, т.е. присутствием того, что открылось Исаие в откровении, возможностью бесконечного продления настоящего. Поток первоначального времени задержан (is arrested)*. Пришествие (будущее как " время, которое приходит" - ср. нем. Zukunft = " будущее" , букв. означает " время, идущее нам навстречу" ) новых событий, одного за дру- гим, а также и новых откровений, приостановлено, поскольку уже зафик- сированное настоящее расстилается таким образом, что исполняет роль всего времени, времени вообще.

4 Hans Walter Wolf. " So sprach Jahwe zu mir, als die Hand mich packte" . Was haben die Propheten erfahren? (" Так говорил мне Яхве, возложив на меня руку" . Что испытывали пророки). In: Herrenalber Texte 51 (1984), pp.9-21.

* В немецкой традиции обыгрывание значений " задержание - содержание" и " умозаключение - заключение (под стражу)" принадлежит Гегелю. В тексте " Йенской реальной философии" сопоставляются оба значения глагола " schliben" - " умозаключать" и " заключать под стражу" . Содержание воз- никает в результате " задержания" мышлением потока Weltlauf - привыч- ного хода вещей. Все, что попадает в < умо> заключение, вынуждено под- чиниться определенным правилам содержания < под стражей> , тем самым оно сохраняется и для нас. См. Hegel, Sammtliche Werke. Ed. H.Glockner.

Все происходящее обращается тем самым в простой " момент" (в смысле конструктивного элемента, шага или стадии) развертывания этого одного, продленного за свои пределы момента. Линейное время, или вре- мя, правящее нашим чувством времени, то, на котором базируются наши науки (физика, равно как и история), есть " искусственный" продукт. Это продукт абсолютизации одного единственного момента, выделенного из потока моментов первоначального времени. Так же как Бог-творец поки- дает ряд мифических божеств, всегда бывших божествами природы и божес- твами в природе и возвышается над всей природой, полагал себя как сверх-естественного, внемирного творца естественного мира, так и един- ственный момент возвышается здесь над естественным течением событий и провозглашает себя временем как таковым, единственным и истинным вре- менем. Время физики и истории, астрономии и биологической эволюции, в действительности не являются временем вообще, " истинным" временем (куда должна была бы также выходить и эпоха мифологического мышления, по каким-то причинам не имевшая идеи линейного времени). Скорее это лишь момент первоначального времени. Нам приходится признать, что астрономия и биологическая эволюция и история историков суть не более чем аспекты одного фиксированного момента. Физика, биология, астроно- мия, история представляют собой разработку и развертывание воображае- мого содержания этого одного, качественно-определенного мгновения, распростертого в бесконечную длительность, тогда как другие мгновения или присутствия (presences), характеризующиеся своим особенным качест- вом, при этом исключаются.

Мы можем взглянуть на все и с другой точки зрения. Если бы Исаия не сохранил свое откровение как сокровище в сейфе банка, тогда другой религиозный опыт, совершенно иной природы, мог произойти с ним или с теми, кто шел ему вослед. В мире, построенном мифологически, каждое настоящее имеет собственного бога или миф как внутренний образ своей качественной субстанции. Вот был момент рождения, вот - войны, вот - любви и зачатия, тьмы, засухи, урожая, болезни, праздника солнцестоя- ния - чего угодно. Время было пришествием вечно-новых архетипических ситуаций, т.е. манифестацией различных богов, где каждый появлялся в свое время, и его природа раскрывалась в своем особом мифе. Можно было бы сказать, что Исаия отъединяет один миф от всего многообразия раз- личных мифов, обращая его в единственный миф, в супер-миф. Он взгро- мождает этот один, прежде интратемпоральный* миф поверх времени как такового, так что отныне времени не остается ничего иного, как быть развертыванием единственного мифа. Один определенный момент или миф, теряет свою заменимость (собственное " от сих до сих" , свое назначенное время) и становится абсолютным.

Дело обстоит так, как если бы одно единственное стихотворение из всей нашей литературной истории было бы возведено в позицию Стихот- ворения, а все прочие стихи считались бы простыми экспликациями, инди- видуальными вариациями содержания этого сверх-стихотворения. Или как то, что расхожее понимание приписывает гегелевской философии: быть единственной философией, по отношению к которой все философемы прошло- го суть лишь частные моменты. Или как в психологии развития, например у Эриха Ноймана, где выделяется один архетип (Великая Мать) из всего множества архетипов и божеств, а всем прочим либо отводится служебная роль, либо они оказываются простыми фазами развития этого единствен- ного архетипического принципа.

Природа времени заворачивается вовнутрь. В акте узурпации внут- ренний " кусок" времени провозглашает себя временем по большому счету.

Спасение есть тот способ, которым единственное настоящее захватывает власть над всем будущим и навязывает ему свою тему как одну и единст- венную тему. Способ, которым эта тема, принадлежащая только к одному настоящему, возвышается до исключительной мотивировки, действенной для всех" настоящих моментов" истории, лишенных, впрочем, собственного истинного настоящего. Последовательность вечно-различных пришествий (разных богов, моментов, времен), заменяется на единственную

St. 1927 Bd. II. Русский перевод (без учета этимологического обыг- рывания) - Гегель. Работы разных лет. т.1. М., 1970.

* Интратемпоральный - находящийся внутри времени.

heilgeschichte* монотеистического Бога. История перестает быть потоком событий и превращается в одно исключительное повествование, в расска- зывание супер-мифа, и задача наших наук - непрерывно развивать и при- украшивать его. Это одно-единственное повествование имеет свое начало, подобно всякой истории, свой

Genesis** - происхождение, неважно какие - " в начале было Слово" или " в начале был Биг Бэн" ; у одной истории может быть много версий, и процесс ее рассказывания еще не окончен. И у нее есть свое завершение (эсхатология), так же как и линейное и нед- вусмысленное течение от начала к концу, нетерпеливое понукание конца, так называемая история.

Это равносильно трансформации сущности будущего: вместо пришест- вия, эпифании, будущее означает теперь исполнение сбереженного, про- медлившее окончание: апокалипсис. В христианских терминах само пришес- твие - это лишь пришествие Того, кого долго ждали, оно лишается своего непредсказуемого характера***. Ведь в каком-то смысле истинное пришес- твие < будущего> - это появление незваного гостя, неожиданной, порой жуткой и даже оскорбительной реальности.

Коль скоро это понятно, можно обнаружить, что науки - это рас- сказывание единственного повествования, они суть миф, единственный миф, находящийся в процессе собственного конструирования и рассказы- вания. Миф только кажется истиной по той причине, что мы абсолютизиро- вали его истину (своя истина есть у любого мифа) или уступили такой абсолютизации, свершившейся когда-то в далеком прошлом. Содержание, или сообщение этого мифа есть идея абсолютного. Но это, конечно, не значит, что повествование об абсолютном есть абсолютное повествование, и понимая это, мы в состоянии разглядеть сквозь внешность, что мы попались и можем медленно, постепенно идентифицировать современную физику, астрономию, теорию эволюции, науку истории как гигантские произведения литературного жанра, именуемого " fiction" * или " belles lettres" - и тем приписать их к душе, к воображению. Говоря о беллет- ристике (fiction) я вовсе не хочу сказать о ней ничего плохого. Не думаю я также и утверждать, что науки не имеют дела с истинами в смыс- ле достоверного знания, как они это провозглашают, а занимаются, вмес- то того, неосновательными фантазиями. Несомненно, результаты наук, в известных пределах признанной научной установки, и в самом деле " истинны" (достоверны). Но. То, что нам необходимо сделать - это вер- нуть несомненную " истину" (научных результатов) назад к воображаемому как одному расширенному, продленному моменту (изнутри) мифического воображения (времени). Под научной фантастикой (science fiction) мы понимаем особый жанр футуристических текстов. Но мы начинаем понимать, что сами науки - учения и прозрения наших физиков, историков и т.д. - есть действительная, буквальная science fiction, и не вопреки, а имен- но благодаря своей научности.

Удалившись столь далеко от первоначального пункта, от пассажа Исаии, я хотел бы теперь вновь вернуться к Исаие, чтобы проверить, в свете нашего обсуждения, что происходит в его тексте. В Ис. 30:8 Гос- подь повелевает Исаие записать свои слова. " Теперь иди, запиши их на столе пред ними и внеси их в книгу, чтобы могли они быть [точнее: могли служить свидетельством] для грядущих и грядущих времен. Ибо это вероломный народ, лживые дети, дети, которые не услышат закона Божьего" .

Здесь мы наблюдаем протяжение в будущее. Записанное слово станет истинным когда-то в будущем и тогда восстанет как свидетельство против тех, кто не участвовал в религиозном опыте Исаии: слово Божие как бом- ба времени для них. Резервирование уплотняет и интенсифицирует содер жание одного опыта в бомбу. Это важно отметить, поскольку помогает различать между пророческим сокрытием своей истины между учеников, и секретностью, преобладающей в мистериальных культах и мужских секрет- ных обществах.

* Священную историю (нем.)

** Книга Бытия, первая книга Ветхого Завета.

*** В англ. языке слово advent - пришествие, появление - содержит отчетливый оттенок авантюрности и непредсказуемости, который прямо выражен в производном от него существительном adventure - приключение.

* Термин " fiction" как жанровое определение не имеет точного эквива- лента в русском языке; может быть потому, что ему ничего не соответст- вует в " русской действительности" . По смыслу fiction - это литература в противоположность Литературе - т.е. " просто литература" , без приды- хания и без большой буквы. Сходным образом обстоит дело и с француз- ским термином " belles lettres" - " беллетристика" , который получил в русском языке пренебрежительный оттенок, не свойственный ему в ориги- нале.

Другое значение fiction - " вымысел" - ср. русское " фикция" .

В то время как в культах эзотерическое молчание явля- ется аутентичной целью, пророк не оставляет намерения сообщить (пропо- ведовать) слово, и его молчание просто служит для достижения большей мощности, в пределе - абсолютной распространимости к концу. Естествен- ные условия проповедования с их обстоятельствами (то с большим, то с меньшим успехом) уже не приемлемы для него. Ему требуется, так ска- зать, Endlosung*, определенное решение (" во веки веков" , раз и навсег- да).

Настоящее и отдаленное будущее сводятся воедино одним словом откровения. Будущее - это не иное, свежее настоящее (пришествие), а лишь исполнение этого настоящего, взрыв припасенного слова в вечную реальность. Это последняя глава повествования, первая глава которого засвидетельствована в откровении Исаии. Отныне и человек и все сущее и происходящее имеют место во времени. Время стало всеохватывающей упаковкой, или контейнером для всего, что есть, а все, что есть, в свою очередь, " впервые" превратилось в бренное и мирское, тогда как прежде происходившие с человеком события происходили как время, как пришествие, эпифания.

Поскольку актуальное настоящее Исаии есть только инаугурация той новой формы настоящего, которую мы могли бы назвать историей, и пос- кольку оно существенно неисполнено, и его исполнение красноречиво отодвинуто на отдаленное время, - существование во времени становится ожиданием, преисполненным надежды ожиданием Его (Ис. 8:17). Качествен- ный момент сам по себе уже более не завершен и не полон. Ожидание в надежде - это психологическое отражение затаенного дыхания, а также отражение фиксированной, задержанной истины (настоящего); задержание предохраняет ее от истощения и исполнения себя. Душа человека возведе- на в предельное напряжение, ей придается реактивный, орбитальный тол- чок, потому что завершение повествования еще только должно произойти, и душа по необходимости всецело увлечена к этой отдаленной цели, ибо задержанный момент так же, и даже в первую очередь требует завершения.

Что происходит в результате задержания, так это расщепление момента на arche с одной стороны и свой telos с другой, а их разведение произво- дит огромное внутреннее напряжение, соответствующее критической массе при ядерной реакции. Ибо этот раскол, как и при неврозе, носит харак- тер диссоциации: происходит разделение внутри единства, а не разделе- ние самого единства. Его следует понимать как единство разделения (расщепления, разброса) и единения (собирания воедино) - это то самое напряжение, которое в конце христианского эона, когда оно низвелось с объективного духовного уровня в частную жизнь и субъективную эмпири- ческую чувственность, приходится постоянно воспроизводить и воссозда- вать с помощью триллеров и массового кино. Требуются развлечения и разнообразие, чтобы убить пустое время между суровыми полюсами одного задержанного в своем течении настоящего и сделать выносимым несконча- емое ожидание систематически откладываемого конца. Но и наоборот, развлечения нужны для того, чтобы вклинить их между полюсами для воссоздания постоянной поляризации, задающей пустоту времени, ибо без такого непрерывного воссоздания разведенные arche и telos мгновенно сомкнутся в коллапсе. Напротив, во времена мифологического бытия в мире, триллеры и романы времяпрепровождения были бы невозможны, ибо тогда каждое настоящее завершалось в своем собственном времени, оно отпускалось к прохождению с самого начала. Теперь же arche и telos намечают границы (начальную и конечную точки) на противоположных концах событийной траектории. Первоначально они были не точками, а возобновляющимся началом, возобновляющимся окончанием, и потому могут быть представлены как две нити настоящего, две зеркально подобные неразрывно-связанные нити, как те, что образуют двойную спираль ДНК. Начинать - это значило быть в процессе завершения, и именно устремляясь к концу достигать реализации и завершения. А " прекратить начинаться" означало быть навсегда-закончившимся, мертвым, прошедшим. Отпускание к завершению было равносильно несдерживаемому саморасходу части явлений, их форсированной саморастрате и, тем самым, приводило к онтологической щедрости. Заключение не резервировалось и не утаивалось, словно бы для взрывного выброса " на последних страницах романа" . Направленный и отпущенный к своей финальной цели (телосу или архетипическому образу), каждый момент был онтологически и логически (не обязательно онтически) исполняющимся с самого начала и на протяжении всей своей длительности.

* Endlosung (нем.) - последнее решение, окончательный ответ.

Никакого времяпрепровождения. Никакого затаенного обличительства. И, по контрасту, никаких примет онтологической скупости.5 Моя парадигма для конституирования времени в архаической ситуации - это бега на беговой дорожке (stadion) ранних Олимпийских игр. Такие игры, и в особенности бега, вероятно происходят из культа мертвых и из похоронных обрядов героев (вроде похорон Патрокла, описанных в " Илиаде" )6. Устремляясь к цели и к финишу, бегун зримо доносит до каждого theoros'а* значение или смысл времени и жизни. Он бежал к завершению забега и к своему истощению, символически - к смерти. Связь между бегами и смертью во многом подтверждается позднейшей терминоло- гией греческих врачей. Они называли последнюю стадию смертельного недуга to stadion - " бег к финишу" . Но финиш не означал просто " вот и все" . Он означал также исполнение. Ибо для бегуна финиш не достигался просто в забеге и из забега. Он прибывал к своей цели на вершину алта- ря бога (Зевса), находящуюся в конце беговой дорожки. Там он должен был завершить жертвоприношение, начатое до забега, поднеся огонь к политым кровью дровам (алтарь и состоял из смеси жертвенного пепла с землей), чтобы сжечь приготовленные части приносимого в жертву быка.

Пламя, пожиравшее куски жертвенного животного, подтверждало, по сути дела праздновало одновременно и смерть, и исполнение жизни. И, как утверждают Корнфорд и другие, культовые бега заканчивались священной свадьбой, божественным перевоплощением, в котором бегун достигал окон- чательной цели (telete), а присутствующие переживали свою сопричаст- ность.

Это та точка, с которой мы можем попутно указать на некий проем, открываемый вышеприведенными размышлениями в философии Жака Дерриды.

Когда мы слышим, что Деррида характеризует свои собственные усилия как " продленное промедление" , когда подумаем о месте, которое он приписы- вает письму (ecriture) и differance, отсрочке, когда мы поразмыслим также о клаустрофобическом7 чтении Гегеля и всей истории западной метафизики, которая, с его точки зрения, преисполняет враждебностью к любому " присутствию" , все это может указать, до какой степени его произведения связаны с типом мышления, провозглашаемым пророками Вет- хого Завета. Логическая операция, которая проявлялась у них лишь внут- ри темы и как тема, как особая объективная реальность, о которой они говорили (буквальная дистанция между " сейчас" и " потом" как двумя раз- дельными онтическими точками во времени) в его мышлении стала, после сильнейшей сублимации, очищения и интериоризации стилем сознания, или логической формой (" деконструкцией" ), способной вместить всякое содер- жание. И, обозревая связь между настоящим, смертью и архетипической исполненностью (telete), возникает вопрос, не стоит ли за атакой на " присутствие" и стратегией откладывания, наполненная глубоким психо- логическим смыслом попытка отсрочить смерть навсегда.8 В соответствии с тем, что мы выяснили, вовсе не случайно, что историческая книга западного христианства, Библия, взрывается на своих последних страницах Откровением (рассказывая историю о срывании пос- ледней печати с книги, лежащей за семью печатями), и это особое откро- вение имеет, в свою очередь, апокалиптический (катастрофический) ха- рактер. История Христианского Запада, как история спасенного, задер- жанного момента, должна была завершиться апокалипсисом. Однако теперь апокалипсис может быть понят как конец этого одного момента, а не как конец вообще. Коль скоро мы боимся апокалиптического конца истории в атомной или в экологической катастрофе как абсолютного конца, значит мы все еще уравниваем один момент времени и время как таковое, пока- зывая тем самым, до какой степени мы слепо заключены в этот единствен- ный момент. Апокалипсис, случись он вдруг, был бы концом именно этого заключения и входом в новые моменты, новые настоящие.

5 Это утверждение имеет онтологический (или логический) статус и поэтому не может рассматриваться как моральная оценка.

6 Этот вопрос широко обсуждался. См., напр. E.W.Gardiner. Olympia (1925), p.63; L.Drees. Der Ursprung der Olympischen spiele (Beitraye zu hehre und Forschung der Leibeserziehung 13) 1962; m.f.Cornford.

" The origin of the Olympic games" , in J.E.Harrison, Themis (1912), pp.212 ff; Walter Burkett, Homo Necans. Berlin & N.Y., 1972.

* theoros (греч.) первоначально означал именно зрителя на Олимпийских играх, затем термин стал применяться для обозначения беспристрастного наблюдателя вообще в отличие от участника. Отсюда и пошла theoria с ее презумпцией " неучастия в бегах" .

7 Этой информацией я обязан Джеймсу Хершу.

8 Этот вопрос может приобрести особенно важное значение в дальнейшем, когда мы перейдем к рассмотрению пассажа Иезекииля, показывающего связь между отсрочкой исполнения и жаждой преодоления смерти и Вечной Жизни.

Исходя из нашей истории, как она представлена, кажется, что Исаия записывает и укрывает Божьи слова потому, что Бог остается сокрытым от " вероломных, лгущих людей" : утаивание как реакция на отказ со стороны людей слушать и внимать. Но, может быть, было бы лучше понять укрывание, осуществляемое пророком, и не-слушание людей как две симультанные стороны одной и той же воображаемой ситуации, причем так, что утаивание пережитой истины имеет определенный логический приоритет внутри этой симультанности, а сокрытость Бога от людей является неиз- бежным следствием. Быть может, особенное настоящее, с которым имел дело Исаия и которое по-прежнему остается нашим - это специфическое настоящее записанной (и тем самым замороженной) истины и исполнения, отодвинутого и отсроченного ко дню некоего отдаленного будущего. И потому только, что существует задержанное настоящее, существует и нас- тоящее сокрытости Бога (= не-слышание со стороны людей) и настоящее ожидания-в-надежде для пророка в течение этого опустошенного времени.

Быть может, пророку также требуется " вероломство" людей и собственная изгнанность в качестве необходимого ингридиента особой архетипической фантазии, в которую он пойман - чтобы были даны достаточная мотивация и толчок воистину революционному деянию перемещения происходящего от уютного, преходящего слова к записанному, абсолютизированному сообще- нию благодаря спасению слова и формированию его в бомбу времени.

Будь это так, это значило бы, что покуда истина момента спасена и сохраняема как монеты в надежном кошельке (можно сказать - пока она остается фиксированной как доктрина веры, метафизическая истина фило- софии или научная истина), до тех пор и исполнение будет обещаться как " грядущее во веки веков" , - но тем самым, именно из-за своей спасен- ности, истина никогда и не могла бы вступить в бытие, она откладыва- лась бы до греческих календ, получала бы отсрочку навсегда. Сущностная неисполненность ожидания-в-надежде была бы постоянной. Но, с другой стороны, это значило бы, что исполнение может осуществиться, если только настоящему будет позволено преходить и пройти, что как раз и заложено в его внутренней тенденции. Скрытая в нем истина была бы отпущена в открытость и подчиненность свободе собственного течения - явным образом в риск своего (и нашего) умирания и исчезновения. Это было бы возвращением истины к поэтике бытия, воссозданием реальности в пропасти psyche - воображаемого.

Для Иезекииля особенно характерен специфический жанр пророческого стиха, получивший название Erweiswort (слово доказательства) благодаря Вальтеру Циммерли.9 В подобных стихах сначала идет оповещение о деянии Яхве, сопровождаемое затем декларацией цели (" дабы вы знали" ). Иезек.

37.12-14: " Смотри, народ мой, я отверзну ваши могилы и дам восстать вам из ваших могил и приведу вас на земли Израиля, и познаете тогда, что я есть Бог Сущий, когда отверзну ваши могилы и выведу вас из ваших могил... тогда же познаете, что я есть Бог, сказавший это и сделавший так, - сказал Господь" . В подобных " словах доказательства" мы видим с ясностью, не оставляющей сомнений, как ядро одного момента расщепляется, и два полюса критической массы разводятся словно элас- тичный атлетический эспандер, как бы создавая единую дугу для всей будущей истории. Сейчас, в настоящем, мы слышим предварительное опове- щение о будущем деянии Бога. Это одна " половина" момента, его arche, отщепленная от непрерывности перехода в свой telos и установленная в одну сторону. А далее имеется (будущее) осуществление данного обещания посредством представления самого деяния как очевидное доказательство того, что " Я есть Бог, сказавший это и [воистину] сделавший так" . Это другая половина того же момента, его telos, в котором он находит свое исполнение. Так же как arche было установлено по одну сторону, очевид- но, что при расщеплении telos был установлен по другую сторону. Опо- вещение в настоящем истинно, но не реально, потому что существует без собственного исполнения, а ожидаемый апокалипсис будет реальным, но не истинным, поскольку произойдет как простой грубый факт, чье божествен- ное, данное в откровении значение лежит за его пределами - в оповеще- нии, сделанном тысячелетие назад. Все оказавшееся в промежутке время есть конъюнкция нереального и неистинного: абсолютная пустота.

9 W.Zimmerli. " Das Wort des gottlichen Selbsterweises (Erweiswort), eine prophetische Gattung" . In: Melanges Biblique rediges en l'honneur de A.Robert, 1957 pp.154-164.

Так как конкретное деяние, о котором объявлено, является в данном случае эсхатологическим деянием разверзания могил и восстания мертвых, мы знаем, что пророк относит его исполнение не к определенному промежутку в столько-то лет, декад, столетий - а ко всему времени.

Время как таковое выгнуто и " упаковано" . Замыкая в арку времени протяженность между данным сейчас обещанием и его разрешением в конце или за пределами всего времени пророки создавали онтологическую рамку, или архетипическую схему понимания истории как одной, преисполненной значения связки - в смысле одного повествования или единственной драмы. Когда Карл Ясперс писал книгу о происхождении и цели истории, он мог делать это лишь потому, что находился в пределах одного насто- ящего, отщепленного и размноженного стараниями пророков, и лишь пото- му, что это одно настоящее оставалось для него идентичным с временем вообще. Но и сама наука истории, и даже физика возможны только на почве, подготовленной благодаря ситуации, создаваемой " словом доказа- тельства" : поскольку следствия многих событий сводятся в одну само- державную связку только благодаря " слову доказательства" , тогда как в естественной ситуации каждое время имело свою, вечно свежую природу.

Времен было много. Время было собирательным существительным. И каждое время было неким конечным сущим. Есть и другая причина, в дополнение к смещению времени как тако- вому, почему в цитируемых пассажах Иезекииля жанр Erweiswort темати- чески связан с наглядным воскрешением из мертвых, а не с чем-либо еще.

То, что спасено, сокрыто, захоронено, требует взрывного апокалиптичес- кого обнаружения. Метод запирания с целью интенсификации при открыва- нии к концу времени, это только одна сторона импульса, другой стороной которого является тематическая и эсхатологическая вовлеченность в надежду превзойти смерть. Метод отсрочки Божественного слова посредст- вом записывания (и, тем самым, замораживания, абсолютизации, " убива- ния" его) - это путь к идее Вечной Жизни. Данный метод есть, по сути дела, инструмент, с помощью которого человеческое существование может быть вытащено из своей естественной позиции и трансплантировано в по- зицию эсхатологической обнадеженности. Одновременно это было психоло- гически реальной трансплантацией жизни из единичности явлений и ее перенесение в вечное и абсолютное (Вечную Жизнь). В той мере, в какой эсхатологическое обнадеживание по поводу Вечной Жизни уже является воскрешением из мертвых, акт откладывания и замораживания слова - благодаря которому мы устремляемся к надежде, уже сам по себе есть слово, обещающее воскресение.

История пророков - это некая история сдерживаемого дыхания. Но сдерживаемое дыхание означает здесь также долгий вдох. Жизнь перестала быть постоянным, " монотонным" ритмом выдоха и вдоха уже начиная с Исаии, отложившего свою истину в закрытый кошелек, чем предотвращается выдыхание. Тогда долгий вдох и должен стать тем, что конституирует первоначальную историю. Огромный разброс одного-единственного времен- ного континуума создается задержкой дыхания, аскетическим воздержанием от выдоха. Это та протяженность времени, что дает западному человеку возможность непрерывной работы над одним опытом конструирования техни- ческой цивилизации. Мифологический мир характеризовался припоминанием и забыванием, Мнемозиной и Летой, вдыханием и выдыханием. По этой причине каждое индивидуальное настоящее было слишком кратким, чтобы позволить продолжительное культурное развитие в течение столетий в смысле " прогресса" , типичного для христианского эона. В мифологической ситуации не было единого времени как упаковки для всех моментов, каж- дый момент или феномен имел собственное время, был временем, а новый момент или феномен был также началом нового и иного времени. И пос- кольку момент здесь был не элементом внутри континуума, а полноправным дискретным временем, в нем едва ли оставалось место для длительной непрерывности.10 Каждое время было не только слишком кратким, вдобавок оно приходило вместе со своим забегом, устремленным к завершению, к своему собственному апокалипсису: к манифестации и проживанию своего воображаемого значения.

10 Вместо этой длительности, обуславливающей прогрессивное развитие, архаические народы имели другой тип длительности - традицию, длитель- ность значения.

Такова была до-пророческая динамика явлений. Они оргиастически растрачивали себя - исключительно в соответствии со своим архетипом.

Они истощали себя не иначе как на простой разброс видимости, не остав- ляя ничего тому, кто не присутствовал, не участвовал в их изначальном проживании: никакого практического результата, ничего абсолютного для передачи следующему поколению, ничего, что могло бы послужить отправ- ной точкой для прогрессивного развития. Следующее поколение должно было начинать все сначала и делать свой собственный вдох-выдох.

Только прилагая к каждой новой ситуации архетипическую схему, завоеванную для человечества ветхозаветными пророками (и, так сказать, только предохраняя каждое явление от саморастраты на видимость своей " истины" ) можно было удержать нечто абсолютное, что продлевалось бы за пределы своего времени: запечатление истины момента в книге, логически лишает момент его эпифанической бренности, абстрагирует и " спасает" его от само-предоставленности собственной смерти - от призрачного зна- чения. Тем самым момент сводился к его перманентному абстрактному " ин- формационному" аспекту, который, независимо от любого изначального эпифанического проживания, мог быть постигнут и изучен и стать предме- том веры или сомнением в споре11. Только как замороженный акт эксклю- зивного вдоха он предполагал позитивный результат (как чистый акт, а не наполненный смыслом опыт) и поэтому был способен послужить фунда- ментом построения. Создалась совершенно новая динамика. Задержание первоначальной динамики момента извлекало его из настоящего, интегра- льной частью которого он являлся, и позволило изменить его направле- ние. Его энергия, которая растратилась бы в забеге к собственному финишу, если предоставить ее самой себе, теперь использовалось как средство, позволяющее цивилизации оттолкнуться от опыта предыдущих поколений (только теперь воспринимаемого a priori в качестве фикси- рованных результатов) к новым уровням цивилизации и сознания. Динамика превращается в энергию, непрерывно подпитывающую двигатель ради одного сверх-момента, одного линейного повествования, провозглашенного проро- ками12. Усердное применение этого силового привода к каждому аспекту мира науки, технологии и индустрии, и есть та динамика согнутого в дугу времени, которую мы называем " прогрессом" . Она обусловила все более отчетливое и детальное подчинение мира истине одного задержан- ного момента и пополнило ускоряющееся возвышение над " природой" и разрыв с ней человека Запада.

Насколько я могу судить, существует только четыре типа подходов, или теорий, истории как целого: 1) летописный подход, зафиксированный в хрониках; 2) циклическая концепция времени, идеи вечного возвращения (вероятно смоделированные в соответствии со сменой дня и ночи или пов- торяющихся времен года); 3) теория дегенерации, представляющая историю как падение от Золотого к Железному Веку, или к индийской кали юге (возможно, моделью послужило наше биологическое старение); 4) эволюци- онная теория истории или теория прогресса (вдохновленная идеей роста растений или взросления детей).

Мы можем теперь прибавить пятую точку зрения на историю: инволю- ция всего времени к одному из его моментов. То, что с одной позиции казалось узурпирующим вознесением одного момента над всеобщим равенст- вом моментов, может быть с другой стороны рассмотрено как маниакальное мигание этого единственного мгновения и проведение всей жизни, всего времени, всех вещей и событий через его узкие рамки. Однако эта кон- цепция требует от нас некоего ментального усилия, значительного напря- жения ума. Ее суть не может быть воспринята в образах или наглядно представлена, - только помыслена. Мы должны принять вызов нашему мыш- лению и постигнуть бесконечную экспансию открытого к-концу линейного времени, размещаемого в безразмерной, геометрической точке: историю, стоящую над всей историей научного и технологического прогресса, над неимоверным собранием сведений о всех подробностях сущего, над проник- новением ко все более отдаленным галактикам и микроскопическим глуби- нам материи - развертывающуюся историю как неостановимый коллапс все- ленной в черную дыру (в Черную Дыру).

11 Как религиозное верование, так и научное знание зависят от абсолю- тизации истины в качестве записанного слова. Эпифания (экспромт) не могла быть возможным предметом веры. Она была проживанием, которое как логически преходящее (не абсолютное, не записанное), " проходило сквозь проживающего человека, исполняя и испепеляя его при прохождении.

12 Это становится совершенно ясным из пассажа Иезекииля: исполнение Божественного обещания в конце времени было по своему качеству не бесцельным блеском видимости, но вечной и абсолютной целью - " служить в качестве [фактического] доказательства, для победы в споре.

Цифрами помечены примечания автора, звездочками - примечания переводчика.

Перевод А.Секацкого

На данной странице размещен (цитирован) материал с замечательного сайта http://e-puzzle.ru/

Спасибо

Вы можете перейти на главную страницу электронной библиотеки