Майкл Бренан - Столкновение с Карлосом Кастанедой
Майкл Бренан
Издано в " Sun" , в сентябре 1997
Сновидение однажды стало для меня экстраординарным. Когда мне было тринадцать лет, я часто испытавал осознание в сновидении и опыт нахождения вне-тела.
Обычно, только заснув, когда мое тело полностью расслаблено, я без предупреждения перемещаюсь в замечательное состояние алертности. Мое физическое тело чувствовалось оцепенелым и тяжелым, и все же я был полностью осознанным.
Так или иначе, я знал, что для меня было тогда возможно оставить мое тело.
Почти каждой ночью в течение следующих трех лет, я уходил в сон, только для того, чтобы пробуждиться и в приключение мира сновидения захватывающей ясности и красоты. Я полностью сознавал, и чрезвычайно интересовался всем, с чем я сталкивался. Я экспериментировал бесконечно с моими чувствами и моей способностью управлять этими странными окружающими мирами. Но я никогда не мог решить, были ли миры, в которые я входил, объективно реальными, или просто проекциями.
В возрасте шестнадцати лет я принял участие в исследовании, возглавляемом Stephen LaBerge. Использование лабораторного оборудования и серии заранее подготовленных сигналов, LaBerge продемонстрировал, что люди имели способность сознавать во время физического состояния сна. Он назвал явление " ясным сновидением, LD" . Все же даже это научное утверждение не полностью рассеяло мою неуверенность, потому что это не объясняло, например, как я мог иногда одновременно осознавать и мое физическое тело и это " другое" тело. В конце концов, я решил, что мои вопросы не имели ответов в настоящее время, а ответы все равно не имели значения. Чувство приятного возбуждения, свободы, и радости, с которой я столкнулся в тех внутренних мирах, было истинной стоимостью опыта.
С тех пор то же самое приподнятое состояние осознавания начало проявляться в моей обычном ежедневном существовании, насыщая его богатством и магией. Жизнь стала пробужденным сновидением. Поскольку эта чувствительность росла, это входило в конфликт со всем, чему меня учили. Священники, наставлявшие меня, кажется полагали, что век чудес закончился две тысячи лет назад. Наука предложила все сократить до механической базы. И современное общество рекомендовало безопасный и бескровный курс рождения, школы, работы и смерти, распространяемый с для тупого потребления.
К тому времени, когда мне было семнадцать, я начал чувствовать, что со мной что-то было неправильно. Я попал в плен обычной юношеской ненадежности, но главное, мое восприятие мира не соответствовало миру моих ровесников. Мои опасения сокрушили дух красоты, который я стремился очистить. Чтобы скомпенсировать свое малодушие, я предпринял отчаянный шаг, решив сойтись с толпой подонков и действовать из мешанины чувств внутри меня. Сделав это, я предал все, что было для меня свято, и моя мука была огромна. В течение следующих пятнадцати лет я проходил через различные плохие привычки, бомжевания и попадания в тюрьмы и бомжатники. Мои сновидения покинули меня, превратившись в осознанные кошмары. Я совершал медленное самоубийство, процесс, который достиг своего окончания семь лет назад, когда я разделил иглу с двумя наркоманами в квартире на Lower East Side, арендуемой в Нью-Йорке.
Вскоре мои знакомые наркоманы из-за этого умерли от СПИДа. Теперь, сидя бок-о-бок со смертью, я обнаружил вокруг пустоту. Странно, эта пустота принесла уверенность и восхитительное чувство - я не имею ничего, чтобы бы мог потерять.
Моя близкая смерть кажется предлагает слабый шанс восполнить то, что я потерял: мой опыт восприятия мира как осознанное сновидение большой красоты и тайны.
Находясь в этом настроении, я получаю приглашение посетить Oakland семинар, проводимый партнерами Карлоса Кастанеды, и написать об этом как журналист. Цель семинара состоит в том, чтобы преподать магическую дисциплину, которую Кастанеда получил от видящего Яки дона Хуана Матуса. Согласно Кастанеде, видящие древней Мексики испытывали состояния увеличенного осознавания в сновидении. Они учились вызывать эти состояния осознанно, используя собрание точных движений, названных " пассами магии" .
Окутанная тайной, эта дисциплина прошла через двадцать семь поколений магов, и дона Хуан Матус был последним. Теперь Кастанеда и его когорта утверждают, что они являются современными представителями искусства этих древних магов, которое Кастанеда назвал " тенсегрити" , архитектурным термином баланса противопоставленных сил.
Другое предположение, распространяемое критиками Кастанеды, то, что он - изобретатель этой дисциплины и мифа о доне Хуане Матусе. Согласно им, миф Кастанеды имеет происхождение не в донорманском мире толтеков, но в лете 1961, когда тридцатисемилетний студент антропологии УКЛА отправился в Sonoran пустныю в поиске материала для Ph.D. Там, под жарким Мексиканским солнцем, Кастанеда возможно и сфабриковал его увлекательные рассказы о магии.
Несмотря на высокую похвалу Кастанеды представительных академиков, научных, и литературных степеней , скептики остаются обеспокоенными хронологическими несогласованностями в его книгах, его отказом дать больше информации о доне Хуане для общественного исследования и собственной недоступностью автора. В конце концов, дон Хуан Матус кажется подобным призраку, мелькнувшему в поле нашего зрения, оживляющего наши сердца возможностью того, что магия все еще существует.
Шесть лет назад возникло новое доказательство, когда две женщины - Флоринда Доннер-Грау и Тайша Абеляр - написала изящные, подобные сновидению книгаи, описав их собственное столкновение с доном Хуаном. Доннер-Грау и Абеляр показали себя коллегами Кастанеды. Третья подруга, Кэрол Тиггс, упомянута Кастанедой в самой последней книге, Искусство Сномидения, в которой он описал, как, во время " совместного сновидения" с ним в Мексиканской гостинице, Тиггс исчезла из этого мира, унесенная на крыльях " намерения" . " Поток бесконечности " вернул ее назад в это измерение десять лет спустя, когда Кастанеда обнаружил ее блуждающей в прострации в Santa Monica Phoenix Книжнои магазине. Ее невероятное возвращение " разорвало ткань вселенной."
Кастанеда, Доннер-Грау, и Абеляр были полностью в непонятках из-за этого случая. В конце концов, Тиггс убедила их принять радикально новый подход к их работе: впервые, они представили обучение дона Хуана открыто, предлагая тем, кто ищет, возможность исследовать в деталях фантастические действия легендарного видящего.
Они приняли это беспрецедентное решение, говорят они, потому что они - последние из их линии, и скоро " зажгут огонь изнутри и завершат прыжок в невообразимое" . Больше того, они открывают их науку из благодарности к их преподавателям и бенефакторам, чтобы их древнее знание могло жить.
Подобно многим читателям, я был очень двинут и вдохновлен книгами Кастанеды - особенно (по очевидным причинам) его рассказам о магических возможностях сновидения. В то же самое время, я поддерживал скептицизм журналистов относительно всего дела. Но теперь существа, созданные мифом дона Хуана Матуса, появились из тумана недоступности и влетели в мое сознание подобно падающим листьям. Я иду, чтобы послушать их речь, приготовив вопросы, сомнение, нетерпение, и тоску по магии,дабы опровергнуть бездушное сновидение современного общества.
Шесть женщин-инструкторов, названных " трэкерами энергии" , стоят в парах наверху на трех приподнятых платформах в Oakland Центре Соглашения. Они одеты словно для боя, в свободных кальсонах и рубашках, их волосы коротко обрезаны, и все они выделяются привлекательной силой и атлетизмом. Они где-то в возрасте от одиннадцати до тридцати шести, и происходят из Европы и Америки. Их манера поведения одновременно дружественная и - " без дураков" . Они должны здесь преподавать, а три сотни всяких лиц, окружающие их, должны здесь узнавать.
В течение следующих двух дней трэкеры энергии демонстрируют сложную серию движений - " пассов магии" , о которых написал Кастанеда. Движения имеют запоминающиеся названия: Раскалывание Ствола Энергии, Продвижение по Корню Энергии, Стряхивание Грязи Энергии. Я имею годы практики хатха-йоги, и могу утверждать некоторые параллели между двумя дисциплинами. Много движений также имеют жестокое, боевое настроение, напоминающее об айкидо и каратэ. Но имеются некоторые необычные элементы в системе тенсегрити, которые я не могу разместить ни в какой из знакомых контекстов.
Среди участников был огромный конгломерат родов занятий - физики, преподаватели, инженеры, художники, чернорабочие, биологи - и разные нации: Испанцы, Итальянцы, Немцы, Русские, Американцы, Французы. Я говорил с разными людьми, ища доказательство эффективности движений, и то, что я услышал, медленно начало колебать мои сомнения.
Один человек, который в молодости практиковал каратэ в течение шести лет, говорит, что он находит движения тенсегрити, необыкновенно мощными. " Больше я всего я поражен тенсегрити," он сообщает мне, " я думаю, что никто не сможет просто так делать эти движения. Есть многие из их, весьма изощренные и систематические, и результаты просто очень мощные."
Mario, Индеец из Tarahumara, выросший в северной Мексике, теперь живущий в Лос Анжелесе, говорит, что он и группа его мексиканских и Индейских друзей давно собрираются неофицально практиковать собранное из книг Кастанеды. Теперь, из-за этого более доступного обучения, они увеличили их усилия. Когда Mario описывает некоторых из его сновиденческих приключений, я был поражен их очевидным подобием осознанным сновидениям в моем детстве.
" Недавно я находился осознаным в сновидении, " Mario говорит. " Я был под деревом на вершине холма; я не уверенный где. Мой брат Joss, который живет в Oaxaca, был со мной. Он спросил меня, что я узнал на семинаре, который я посетил. Я сообщил ему, и мы обменялись большим количеством информации относительно наших персональных жизней. Я полностью сознавал в течение сновидения, но когда я проснулся я забыл кое-что: Joss сообщил мне что-то в самом конце сновидения, и я не могу вспомнить это.
" Неделей позже, он позвал меня из Мексики. Прежде, чем я заговорил, он начал описывать мне сновидение: тот же самый холм, то же самое дерево, та же самая беседа. Я чувствовал холод и чувство нереальности. Тогда он спросил, вспомнил ли я, что он сообщил мне в конце нашего сновидения, Прежде, чем он сказал что-нибудь, мои уши начали громко звенеть, и забытая сцена повторилась подобно вспышке. Он поблагодарил меня за направление его на этот путь" .
В течение уикэнда мы получаем известия от всех трех товарищей Кастанеды. Заводя разгоаор, Флоринда Доннер-Грау смотрит на аудиторию с улыбкой, как Чещирский кот . Ее щетка светлых волос и изящные черты лица смотрятся весьма Teutonic, и она говорит с точной дикцией, как будто каждое слово было прелестным кусочком:
" Дон Хуан Матус представился четырьмя людьми его четырем ученикам. Для Карлоса Кастанеды он был жестоким и грозным присутствием ужасного вызова и красоты. Для Тайши Абеляр он был загадочным, но все же очень знакомым. Для меня самой он был резким вторжением в мой мир, одновременно сразу неуемным и успокаивающим. Для Кэрол Тиггс он был нежным, отечески привязанным с огромной силой" .
Она продолжает сообщать нам, что в мире магов женщины являются существами, одаренными близостью с женским характером вселенной. Используя свои матки, они способны к доступу к универсальной энергии и выполняют изумительные подвиги преобразования. Но в то же самое время, женщины должны бороться с очень сильным результатом ошеломления их социализацией. Короче говоря, они обучены от рождения быть чувихами, и только несгибаемым усилие они могут избежать этой судьбы.
" Дон, Хуан спросил меня, " Доннер-Грау говорит, " очень сухим тоном, не хочу ли я быть глупой пи#дой всю мою остальную жизнь ...., Вы должны понять, что я происхожу из очень конкретной Испано-немецкой семьи. Никто, особенно мужчина - никогда не использовали это слово в моем присутствии. Я была ужасно оскорблена.
"
Судя по восхищению, с которым она вспоминает этот эпизод, я могу заключить, что в некоторый момент она преобладала над таким давлением.
Для меня, основной момент ее разговора настал, когда она заговорила о смерти:
" Смерть - ваш самый доверенный друг, и ваш наиболее надежный советчик. Если Вы имеете сомнения относительно курса вашей жизни, Вы, единственное, можете проконсультироваться с вашей смертью, если хотите надлежащего направления.
Смерть никогда не будет лгать Вам.
Тайша Абеляр изящна так же, как и энергична. Я не могу передать ее акцент, но вся ее речь, и поведение вызывают воспоминания о шестидесятнике Katharine Hepburn. Я был заинтригован различиями между ее опытами сновидения и моими.
" Я была на крыше здания, " говорит Абеляр,- " в центре странного города.
Внезапно, сверху я услышала ужасный шум и увидела черную форму, спускающуюся ко с неба. Я немедленно убралась оттуда, и поскольку увидела, что черная форма была на самом деле вертолетом, и ужасный шум был звуком лезвий, разрезающих воздух. Если бы я осталась еще на секунду на той крыше, я бы превратилась в фарш" .
Во- первых я озадачился этим, потому что в моем осознанном сновидении я мог управлять окружающей средой экстраординарными путями. Интересно, почему Абеляр не послала вертолет подальше, или не заставила его взорваться. И тут до меня дошло: она говорит относительно транспортировки ее физического тела в те миры.
В течение следующего часа, она вспоминала дикие истории, которые заставили меня подумать, что она или безумная или искусная лгунья. Но все в ее поведении отражало трезвость и искренность, и я вынужден понять третью, почти невообразимую истину: то, что она искренне рассказывает о своих опытах.
Что касается Кэрол Тиггс, она описывает каждое мгновение сновиденческих приключений, как причудливое и потустороннее, как и Абеляр, но большинство ее рассказов о сновидении вместе с Карлосом Кастанедой. Подобно Кастанеде, Тиггс идентифицирует себя как нагваля, толтекский термин, означающий " преподавателя" или " лидера" . Близость, которая связывает женщину-нагваля и мужчину-нагваля и разрешает им сновидеть вместе, описан в нескольких книгах Кастанеды. Это не является ни романтичным, ни сексуальным поведением, но чем-то намного более глубоким.
В конце своего разговора Тиггс ответила на вопрос аудитории относительно здоровья Кастанеды (сказали, не болен ли он), и я почувствовал неистовую привязанность между ними. Она все еще растет. Глубокого вздохнув и медленно выпустив воздух, она улыбнулась как будто сквозь слезы и сказала, " Наш брат Карлос не смог присоединиться к нам, потому что он борется против инфекции. Мы не знаем природу его болезни. Маг не может пользоваться традиционной медициной;
он должен положиться на дух, и на его собственные ресурсы. Прежде чем маг достигает порога, за которым его тело больше не функционирует, он выберет, если он сможет, возбудить осознавание всего его существа, чтобы покинуть этот мир неповрежденым и целым. И наш брат Карлос дал обещание, чт включит нас в этот заключительный акт. Но мы не знаем, это ли это время его ухода. "
Она остановилась, и когда она заговорила снова, ее тихий голос стал завораживающим " Мы здесь вместе, в пузыре вне времени, сновидящие сновидение о древних толтеках. Вашими усилиями, вы помогли нам расшириться и ускориться в неизвестность. Мы благодарим вас" , закончила она мягко, простирая руки к аудитории, " и мы захватываем вас в сновидение."
Когда я ехал назад ночью в Portland в воскресенье, я искал изменения во мне самом и нашел вместо этого, что недовольство и пустота, которые мучали меня половину моей жизни, усилились десятикратно. Я остался вне больших тайн, бесконечно строча текст, бесконечно сомневаясь.
В довершение всего, мое тело меня подвело: мое левое яичко распухло вдвое, и ветряная оспа сокрушила меня с головы до пят. Я пошел к традиционному китайскому доктору, чья мудрость происходит из длинной исторической линии. Он измеряет мой пульс и исследует мой язык, затем откидивыется назад, часто кивая головой, подобно насосу, качающему воду, каких много в Китае. Он готовит сложное варево из трав, которые я потребляю, думая о благодарности, которую я могу выразить растениям, которые отдали их жизни ради моей.
Прошло несколько недель, и я восстанавил мое равновесие, но мои сомнения относительно Карлоса Кастанеды, никогда в действительности не оставили меня, и стали более настойчивыми. Я колебался между своими воспоминаниями практических результатов, рассказываемых практикующими тенсегрити, и знанием нашей способности интерпретировать мифы так, как диктует большинство, как приличествует нашим потребностям.
Все сводится к подлинности дона Хуана и его предшественников толтеков. Была ли дон Хуан Матус мифом, изобретенным Карлосом Кастанедой, или он был магом во плоти и крови, существом мифической величины? Я знаю, что только одно лицо может ответить на этот вопрос для меня.
И тогда очевидно невозможное случается: мое молчаливое желание исполняется, и я получаю неожиданное приглашение встретиться и интервьюировать Карлоса Кастанеду.
Вот мои недостатки - я вел жизнь индульгирования, не написал никаких великих эпических романов, только окончил среднюю школу в США и не знаю ничего о науке или антропологии - я должен был быть чрезвычайно испуганным. Но вместо этого, с момента приглашения, я обнаружил глубокое и успокаивающее чувство гарантии.
Если Кастанеда - просто изобретательный жулик, тогда я не потеряю ничего, лишь свои иллюзии. Но если он - реальеый наследник богатства видящих толтеков, тогда я получу бесценный подарок - возможность вернуть магию остатку моей жизни.
Для меня наступил момент прекрасного покоя после понимания этого, принеся чувство нетерпеливой дрожи и - наиболее замечательное для меня - подавляющое чувство легкости и доверия. Все замкнулось. Ничего нельзя потерять, но лишь приветствовать неизвестность.
Я смотрю на четыре отдельных страницы вопросов, которые я подготовил и бросаю взгляд в сторону трех человек, направляющихся ко мне через Santa Monica ресторан. Женщина, которая устроила интервью для меня, находится впереди. Она представляет меня одному из трэкеров энергии из семинара, и затем небольшому мужчине позади нее - Карлосу Кастанеде. Легкость последних нескольких дней не покинула меня, и я приветствую Кастанеду со смесью уважения, привязанности и профессионального скептицизма.
Он добрый и скромный, и закатывает рукава его глаженой белой рубашки с изысканностью старых добрых времен, пока мы рассаживаемся. Я вожусь с моими заметками и изучаю его тайными взглядами. Из моего исследования я знаю, что он перуанец и, по крайней мере, семьдесяти одного года. Он выглядит, однако, как шестидесятник. Он, возможно, five-foot-two, с кожей цвета полированной меди, жесткими волосами цвета перца, и волшебными чертами. Его лицо красиво и выветрено, симфония углов и борозд, что выдает классические испанские черты.
Его глаза остры и ясны, его самовыражение глубоко, дружественно и игриво. Он предлагает мне какую-то разлитую в бутылки воду, и этот маленький жест, кажется, расточает великодушие. Я чувствую, как будто я - среди друзей.
В течение следующих трех часов я задаю спорадические вопросы из моего длинного списка, но главным образом я поглощен слушанием и записями.
" Эта дисциплина - внутреннее дело, " - Кастанеда говорит в одном месте.
" Имеются методы, но они должны быть укреплены решением, и чувством изнутри. Вы должны достигнуть этого решения и чувства. Для меня это - вопрос ежедневного возобновления."
Тема дисциплины побуждает меня спрашивать относительно кое-чего, что он однажды не сказал: что отход от курения мог бы быть революционным поступком.
" Вы не курим, да? " - спрашивает он с искренним любопытством.
" В честь такого случая," отвечаю я, " я оставил мое курение дома."
Он видимо остался невозмутимым таким поворотом событий и банальностью моих проблем.
" Я начал курить, когда я был восьми лет от роду, " он говорит. " Я хотел быть подобно этим матерым аргентинским парням. Вы должны были видеть их; они были крутейшие парни в мире." С абсурдно выразительной мимикой он изобразил крутейших парней в мире, щуря левый глаз и наклоняя голову, чтобы выдохнуть невидимое облако дыма в воздух." Однажды, дон Хуан сказал мне прекращать курить. Я ответил, что я люблю курить и брошу, когда я буду готов. Тогда я пробовал бросить, и не смог; ни в первый раз, и ни во второй раз. Даже по прошествии всех этих лет я все еще нахожу себя похлопывающим грудной карман в поисках сигарет, которых там больше нет. Эту установившуюся привычку трудно, но не невозможно, сломать, " он закончил. " Вы просто должны перепрыгнуть,,,"
Его последнее слово потерялось в потоке его акцента. Я позволил этому проходить и слушать дальше, как он описывает его подругу, которая умерла в больнице. (Я не сказал ничего относительно моей собственной болезни в этом месте)
" Я любил эту женщину нежно," он говорит. " Она была моим огромным другом. Я спросил дона Хуана, что я мог бы сделать для нее. Он описал мне стратегию, и я передал это ей. Я сообщил ей, что она должна вытолкнуть свою болезнь как можно дальше рукой, с намерением, неоднократно, столько, сколько потребуется. Она ответила, что она была слишком слаба, чтобы поднять руку." Тогда двигай ногу! " закричал я. " Используй свое сердце; используй свои мысли! Намеревайте это вне себя!" Но она больше не имела энергии сделать это."
Без моей подсказки он начинает говорить относительно его недавней болезни, которую он описывает как " злокачественная вирусная инфекция." Я захвачен параллелью с моей собственной жизнью, и на мгновение прекращаю брать заметки, чтобы наблюдать его. Он прозаически описывает встречу со смертельной инфекцией, и как его дисциплина заставила его отказаться от обычных лечений, предлагаемых доктором. Развязка была в том, что, очевидно, угроза его жизни разрешилась - это очевидно из того факта, что он сейчас сидит напротив меня, полный энергии.
" Я читал книгу экс-жены Carl Sagan" он продолжает. " Она имеет эту теорию относительно вирусного характера тела. Она теоретизирует это, и физически, мы - просто мешки вирусов. Мы живем в хищной вселенной, и ничто не более хищно, чем вирусы.
" Мы - существа, которые умрут," он добавил, почти как не sequitur, и это слишком много для меня. Я прибыл сюда под наружностью журналиста, но фактически я знал, что все, что я ищу - бальзама для сердца прежде, чем я оставлю эту землю. Мое время кажется коротким, и, прежде чем я могу останавиться меня, я грубо прерываю его.
Я имею персональный вопрос, " я начинаю.
" Пожалуйста, пожалуйста," он говорит любезно, подзывая руками. " Спрашивайте все, что вам нравится "
" Хорошо" , я сказал, " я ненавижу мелодрамы. Так что я скажу только, что я имею здоровые условия. Имеется много отставания с этим, но обычная мудрость - это..." Я взглянул в даль, стараясь показаться не нуждающимся в подталкивании.
" Возможно еще несколько сезонов, " я прошептал. " Еще несколько ударов по моей системе, и - "
Я повел рукой, как будто стряхнул пыль со стола: пуфф, свист, конец.
То, что я сделал, выглядело ужасно непрофессионалбным для меня; и все же, несерьезно подумал я, он начал это, своими книгами, своими прямыми утверждениями, что сегодня, в этом возрасте, мы являемся все еще способными к пониманию мира как магии. Я чувствую чувство странного гнева и тоски, такую же, как то страдание, которое я перенес, когда отверг все, что было для меня священным.
Глядя на меня пристально и беспристрастно, Кастанеда начинает другой длинный рассказ, относительно его друга-алкоголика. Он разглядывает меня сквозь полузакрытые веки, щурясь на солнце. Глаза его мягкие и яркие, подобно осколкам обсидиана, и их влияние не является ни гипнотическим, ни подавляющим. Вроде как они содержат открытый вызов.
" Итак" , он заканчивает, подобно профессору, суммирующему свою мудрость, " я должен был двигаться. Я должен был перескочить ..."
И снова я теряю его последнее слово, и мое беспокойство, должно быть, очевидно, потому что он повторяет медленно, " перескочить привычку."
Он остановился, чтобы поднять невидимую иглу с пластинки, его глаза ни на мгновение не оставляли меня.
" Я должен был изменить колею," он говорит. " Я должен был двигаться"
Мои юные заметки полны этой той же самой метафорой. В то время, та единственная колея, за которой следует граммофонная игла, отображала в символической форме для меня обычный характер моего сознания. Изменение привычки предполагало изменение тех привычек, которые лишили меня моей способности испытывать обычную жизнь, полную красоты. Тремя установившимися привычками, которые я наиболее хотел изменить, были моя привычка к дерганию свего носа, мой детский характер, и самое трудное из всей моей бесконечной способности к привычкам было перемалывание старых историй в моих мыслях, вместо того, чтобы просто отпустить их.
Теперь, в возрасте тридцати шести, я нахожу, что, единственное, изменился мой характер. Я все еще трогаю мой нос, и я все еще способен к бесконечному оправданию, защите, и воспоминанию моих прошлых действий. К этим безжизненным установившимся привычкам я добавил в течение прошлых семи лет обычное ожидание смерти. Я знал с того момента, как я взял этот баян, что это часть меня участвовала в моей собственной смерти. Там, в этой части, зародился взгляд на СПИД, как на наказание за мои грехи, или возможно, за мою духовную бессодержательность.
И все же, среди всего этого, что-то жизнерадостное во мне меня отказывалось умирать. Я предпочитаю называть это ненарушенное духом" , и это тот же самый дух, который пробудился во мне теперь, когда я слушаю советы Кастанеды для изменения. Смерть - единственный непоколебимый факт в наших мимолетных жизнях.
Возможно, я умру как дрожающий старый дурак; возможно я умру перед заходом солнца сегодня вечером. Но я умру - будьте уверены. Тем временем то, что остается в пределах моего контроля - колея моей жизни, след, по которому я выбираю идти между чудом моего появления и неизбежностью моего ухода. В это самое чистое, это след, не оставляющий следов, подобно дорожке, заваленной утренним снегом.
И путешествие по таким девственным тропкам - наиболее яркий образ моих юношеских сновидений. Говоря непосредственно с этой памятью, Кастанеда повторно пробудил это это в моем сердце. Учитывая всю низменную фигню, которой я достиг в жизни, я могу только описать этот подвиг как подлинный акт магии.
Ах, но что же о доне Хуане Матусе, мифическом видящем Яки, чьи кости я прибыл эксгумировать? Он сидел передо мной теперь, преподаватель-обманщик, плетущий вводящие в заблуждение рассказы мудрости, безумия, и правды? Я не знаю, и я не могу ничего сказать.
Три часа прошли, и Кастанеда мягко указал на конец нашей встречи, расправив рукава его проветривающейся хлопковой рубашки. Есть еще время для заключительного и самого общего журналистского вопроса, но что-то во мне позволяет этому пройти.
И тогда, неожиданно, тишина нарушается еще раз прекрасным акцентом Кастанеды.
Его взгляд устремлен на меня уже с расстояния, и он говорит мягко, он говорит подобно человеку, стоящему перед непостижимой тайной. И снова я изучаю его на предмет очевидности обмана и остаюсь с пустыми руками.
" Если я мог бы задать дону Хуану один заключительный вопрос," он начинает медленно, " я спросил бы, Как он так меня перемещает? Как он касается моего духа так, что каждый удар моего сердца наполняется чувством этого пути? "
" Каждый удар моего сердца," он повторяется спокойно, и в течение краткого момента его слова словно висят в воздухе подобно туману. Затем его шепота касается время, и они исчезают в мистерию, которая окружает нас.
-------- C The Sun
www.e-puzle.ru
На данной странице размещен (цитирован) материал с замечательного сайта http://e-puzzle.ru/
Спасибо
Вы можете перейти на главную страницу электронной библиотеки
